А.Е. Быков: Что если б вдруг заговорила тишина... Часть II

7 апреля 1977 года

       Ни моей родной деревни, ни многих других ближайших уже в помине нет. Осталась одна Михайловка. Название Михайловки произошло от хозяев трёх дворов, впервые там поселившихся – Михаила Гусева, Михаила Саратовцева и Михаила, фамилию которого забыл.

       Жила там одна вдова по прозвищу Нарядка, а по фамилии Ермохина. За свои замкнутое поведение и скрытный характер прослыла колдуньей.

        Такая же слава перешла и к её соседу, вышеназванному Гусеву Михайле. Сам он над этим посмеивался. У него трое плотников рубили позади дома новую баню, так он как-то раз с ними договорился, чтобы те подыграли ему. Неподалёку от дома на лужайке находились некоторые бабы и мужики. Проходя мимо них, Михайла Гусев как бы будучи недовольным ленью своих плотников и как бы про себя, но при этом чтобы народ услышал, проговорил:

       - Ах лодыри, ах подлецы. Я вам покажу как дурака валять. Вы у меня покатаетесь по травке, побеситесь…

Люди смотрят то на Михайлу, то на плотников. И вдруг все трое работяг начали валяться по земле, дрыгать ногами и орать.

       - То-то, - тихо сказал Михайла, и плотники также вдруг поднялись на ноги, да так стали усердно махать топорами – словно цепами при молотьбе.

        Ну, люди не поняли, что Михайла всего-то и сделал, что снял шапку при своём «заклинании» (то был плотникам знак), а потом надел. При встрече с Михайлой Гусевым теперь все обязательно зажимали в кулаке по кукишу, а плотники получили по договорённости бутылку самогонки.

        Между прочим, все трое Михаилов были раскулачены. Не схоронились, стало быть, в лесах.

       …Вспомнился ещё древний случай что рассказал мне Серёга Туманов. Он жил в деревушке Соловчихе, что на речке Лемети недалеко от Мамлейки (сейчас Соловчихи тоже нет). Где-то после революции ему было лет 17, и жил через дом от него мужик по фамилии Вакин, вор на всю округу. Но задолго до этого Вакин как-то пришёл к Сергею в избу:

       - Слезай с печи, пойдём со мной, и не вздумай отказаться.

       Сергей его боялся и – в воскресение дело было – пошёл с ним куда-то в лес. По тропам дошли до Кутузовского женского монастыря (тогда ещё не закрытого). В церкви как раз шло воскресное молебствие, так что гости незаметно проникли в какую-то комнату с образами в углу. Вакин поставил Сергея на колени и заставил молиться, чтобы он – Вакин – нашёл спрятанные в комнате деньги. Честное слово! Он искал, а Сергей молился.

       - Плохо молишься! – Вакин стукнул парнишку лбом об пол. – Усерднее надо.

       Что вы думаете – нашёл.

       - Давно бы так… - Вакин перекрестился на икону и кивком головы велел сообщнику убираться. Они удрали потихоньку – как и пришли. Кончил Вакин плохо – то ли жена, то ли из милиции кто пристукнул его в землянке, никто толком так и не понял.

10 апреля 1977 года

       Удивительно, но связь природных явлений с жизнью человека в его взглядах на эти явления – схожи. Например, вот выпал снег на уже оголённую землю. Ни к чему он. Другое дело осенью. Тут его ждёшь, ждёшь, иногда всю зиму тёплую. А тут по весне он не только не желателен, а даже противен. Так и в жизни получается – ждёшь, ждёшь чего-то, кого-то, и вот - дождался. А чары этого ожидаемого уже рассеялись, и то, что так привлекало когда-то, вдруг становится не нужным, от него хочется поскорее избавиться.

       Всему своё время…

1942 ГОД. ЗНАТЬ СЕБЕ ЦЕНУ

       ...По правде сказать мы не попали на первые акты разыгравшейся военной драмы, не испытали горечи отступления, но в нас и не было страха поражения. В ежедневных боях мы шли вперёд. Зимняя стужа была страшна при ранении  в ноги, но одеты мы были очень хорошо. Когда взяли город Можайск, то насмотрелись на зверства фашистов, там впервые мы осознали с кем ведём войну. Наших раненых, которых они содержали на территории бывшего овощехранилища, обнеся колючей проволокой, кормили, точно в насмешку, копытами убитых лошадей. Так что люди зубы съедали, грызя эти копыта.

       Поначалу нас удивляло одно обстоятельство – несмотря на бои, мы не видели трупы врагов. А вот уже при подходе к Можайску и за ним мы увидели обширные кладбища из берёзовых крестов, покрытых касками. На каждом кресте – дощечка с именем похороненного. Но нам всё равно казалось, что их мало. И только разрыв одну могилу, чтобы выяснить от каких ранений погиб фриц – пулевых или осколочных – мы обнаружили в ней ещё семь тел. Вот тогда всё стало понятно. Было там, например, крестов 270, но под ними маскировалось настоящее братское захоронение.

       Через какое-то время я оказался в 82-й мотострелковой дивизии. Сделали меня писарем, что никак не вязалось с моим характером. Вырваться с этой должности было трудно, тем более что меня ценили за знания в топографии, кои приобрёл ещё в полковой школе. Однако случай всё-таки представился.

       13 февраля мы находились за Можайском в районе деревень Екатериновка, Кундасово, Вешневка. Как-то вечером в землянку вошёл занесённый снегом молоденький военный в чине лейтенанта. Поздоровавшись, он сказал, что ему поручено руководить штурмовой группой по уничтожению вражеского дзота, что у деревни Некрасово. Группа из 15 человек должна быть набрана из нашего батальона. Лейтенант являлся недавним выпускником Горьковской пехотной школы и выглядел очень невесёлым. Одним словом – новичок. Политрук Голубков похлопал его по спине:

       - Не робей, хлопец, всё будет в порядке, - и подмигнул мне.

       Я поставил на стол фляжку с водкой. Выпили изрядно. Политрук улёгся на земляную кровать, а я лейтенанта также ободрил:

       - С тобой пойду, я тут знаю всё в округе.

Однако через какое-то время к землянке собрались со всех рот человек 15, и лейтенант ушёл с ними, меня не разбудив. Однако ж я проснулся. Политрук продолжал спать, я его тоже беспокоить не стал. Увидев, что я рассовываю по карманам капсюли к гранатам, боец Красночиров – пожилой богатырь-сибиряк такой – поинтересовался:

       - Далеко ли собираешься?

       - К дзоту, с ними, - коротко ответил я.

       - И я с тобой.

       И вот мы идём по следу нашей группы. Снег валит и валит, так что тропу вскоре занесло. Подошли к проволочному заграждению – дальше ползком на брюхе до самого дзота. Проползли как по пуховой перине. Вот и сам дзот, а рядом часовой покачивается, занесённый снегом. Послышались чьи-то шаги и приглушённый разговор. Раздумывать было уже некогда, решил мгновенно – бросил гранату, но, как на зло, бросил ту, в которой не было капсюля. Из дзота полоснула очередь, Красночиров позади меня ойкнул. Тогда я, встав во весь рост, стал бросать гранаты одну за другой.

       Тут же поднялись грохот, стоны, крики, стрельба из пулемёта. Бросился назад.

       - Я ранен, - сообщил Красночиров. – Ничего страшного – в руку.

       Почти не помню как мы проползли обратно к заграждению. Только там мы позволили себе подняться на ноги. Над нами во все стороны неслись снаряды, шныряли, еле просвечивая густую снежную завесу, осветительные ракеты…

       Я спал богатырским сном в землянке, когда меня разбудил окрик:

       - Немедленно в штаб полка во всём боевом!

       Политрук протирал спросонья глаза, ничего не понимая, а я постепенно входил в ужас своего положения. «Ну, отвоевался, - подумалось. – Или ревтрибунал, или штрафная рота…»

       С больной, какой-то чужой головой вошёл в штаб. Я ведь выпивал с лейтенантом чисто за компанию, пришлось, так сказать, хотя это дело не любил. И, судя по состоянию - не умел, меня слегка мутило. Когда командир полка пригласил к себе, я хотел было доложить, но тот взял меня за руку, обнял за спину, усадил к столу.

       - Чей такой, откуда? Рассказывать о своих приключениях не обязательно – Красночиров всё рассказал.

       Тут я в возбуждении поведал высокому начальству, что я сам по образованию командир, а хожу в рядовых, да ещё в писарях. Надоело, вот и решился на ратный подвиг. Комполка усмехнулся:

       - Знаешь, что сибиряк-то про тебя сказал? Что если бы все воевали так, как ты, то у этого Гитлера давно бы кишка лопнула! – Отворив дверь в другую комнату, приказал: - Похмелите героя, пусть отдохнёт.

       Похмеляться я тоже не умел, меня всегда мутило ещё больше. А тут целую кружку выпил и бревном улёгся в углу.

       Утром другого дня меня отправили в Покровское на курсы младших лейтенантов...

       Составление, литературная обработка Сергей Колобаев