Память в сердце к нам стучится
Мой замечательный собеседник – Прасковья Константиновна Сергиенко. Представители Управления социальной защиты населения района вручили ей в мае 2015 г. на дому юбилейную медаль «70 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941 – 1945гг.». Она труженик тыла, вдова ветерана Великой Отечественной Сергея Михайловича Сергиенко. Ещё раз убедился, что по рассказам каждого свидетеля той военной поры можно снимать масштабные драматические киноповести.
ПОД ОККУПАЦИЕЙ
- Сама я с Белгородской области, 1927 года рождения. До войны мы жили очень хорошо, у нас был богатый колхоз, скотины много, зерна много, сады в силе, сахарный завод работал. Мне шёл 14-й год, когда напали фашисты. Перед их приходом всё наше хозяйство вывезли в тыл, а мы остались на линии фронта. Личные закрома, то же зерно, закапывали в землю, иначе из-за обстрелов могли разом всё потерять. Хату у нас, к слову, разбило. Село два раза переходило из рук в руки.
Под немцем мы прожили 2 года. «Давай млеко, яйки», валенки снимали. Выбрали старосту, писаря. Вызывали всех нас в сельраду, записывали у кого какие внешние данные – цвет глаз, цвет волос и т.д. - вместо паспорта. Выделили по полосе земли, но инструмент не давали, урожай, можно сказать, руками собирали.
У немцев поезда были с узкой колеёй, так они нас, по сути детей, заставляли рельсы переставлять наравне со взрослыми. Жара стоит, пить охота мочи нет, а охранник нам кофе суёт. Мы его сроду не пили, да он ещё не сладкий, горький. Просим отпустить до колодца, что рядом с железнодорожной будкой. Но тот не разрешал, уверял, что мы животами заболеем. Спрашивали бывалоча его – когда, мол, война закончится? Тот отвечал: «Юден на Урал, Москва цап-царап, каждый немецкий солдат получать русский деревня и жить как помещик».
Однажды послали на другую станцию, поехали на открытой платформе, с нами, конечно, немец. Ехали-ехали, а он вдруг говорит – я ведь тоже русский. Нам не по себе стало. Хорошо, что лишнего ничего не взболтнули. Оказывается, его отец был русским, в Германию он попал во время Первой мировой. Так он всё сравнивал, что немецкий бутерброд – это тонкий кусок хлеба и толстый слой масла, а в России, мол, всё наоборот. Интересно, какой бы у них был бутерброд, если бы после Первой мировой у них сразу грянула революция, а затем гражданская война. Да и перед самой войной, как уже говорила, с маслом у нас было всё в порядке.
ТАКОЕ НЕ ЗАБУДЕШЬ
- Чтобы не угодить в список для отправки в Германию ребята и девчата порой прикладывали к ногам раскалённые пятаки и натирали затем ожог чесноком. Немцы боялись всякую заразу, поэтому с язвами и болячками не забирали. Тем не менее для отправки в Германию у нас из оккупированного населения отобрали 5 человек – все незамужние девушки. И все из них, кроме одной, затем вернулись домой. Всякое рассказывали. Одной хозяин-фабрикант как-то на Новый год подарил русское земляничное мыло, так она над ним весь праздник проплакала, Родину вспомнила… Другая поведала, что когда в Германии все поняли, к чему идёт дело, её хозяева как-то к ней подошли с необычной просьбой. Они были уверены, что теперь их угонят в рабство в СССР, и спрашивали – если они попросятся прислуживать ей, своей бывшей служанке, та согласится их принять? Намекали на хорошее отношение. Ну, нашей девчонке ничего не оставалось, как только согласиться.
В 1943 году мы снова оказались на линии фронта. И бомбы летели, и снаряды летели, и катюши гремели. Отец воевал, нас у матери было четверо – я старшая, сестра девяти лет и два братика, семь лет и два годика. Последнего немцы убили, мы похоронили его в придомовых яслях, на кладбище захоронить не дали. Тогда на меловой горе фашистский снайпер засел, перед ним наше село было, как на ладони. Вот он, гад, и щёлкал людей по одному – многих убил, и женщин, и детей.
Когда наши пришли, то поймали старосту. Помню, привели его в нашу хату, посадили на табурет. Тот взмолился, мол, спросите у хозяйки, что никому ничего плохого не делал. А мы всё удивлялись, как его вообще старостой избрали – самый распоследний мужичонка был на селе, не грамотный. Белую рубаху нацепил, ремень кожаный, плётку повесил. Увидит на сенокосе женщин, что присели отдохнуть, плёткой огреет кого-нибудь – чего рассиделись, а ну, сено убирать! Все от него врассыпную…
Наши его допросили, затем вывели за село, там ещё идёт меловая дорога – давай, беги…
МОЛОДОСТЬ БРАЛА СВОЁ
- Перед началом Курской битвы нас эвакуировали за 50 км. от родного села. Когда шли бои под знаменитой Прохоровкой, а это как раз происходило недалеко от нас, земля дрожала и стонала. Вот какие шли сильные бои за освобождение нашей земли от фашистов.
Там, в эвакуации, прожили до августа 1943-го. Помогали печь хлеб фронту, обстирывали солдат. Затем вернулись домой – а дома-то и нет. Хата разбитая, ни окон, ни дверей. Я когда по телевизору смотрю, что сегодня творится на Украине, сердце кровью обливается. Уж мне-то не знать, что такое потерять от вражеских бомбёжек свой отчий дом. Но тогда, 73 года назад бомбили немецкие захватчики, а сейчас бомбят свои же…
Папа был на фронте ранен в позвоночник, и мы долгое время не знали где он находится. Потом оказалось, что он в Кемеровской области работал по партийной линии, и его не отпускали. В 1946 году ему разрешили вернуться домой, и за эту проделанную им работу дали корову, свинью, ещё что-то по хозяйству. Вот тогда мы снова зажили, стали восстанавливать колхоз, сады. Отца председателем избрали, ему из центра семена дали сеять. Земля, правда, уже была не та, сплошной дёрн – прыгаешь, прыгаешь на лопате…
Познакомилась со своим будущим мужем, Сергеем Михайловичем. Он 1920 года рождения, родом из Смоленской области. Собирался уже защищать диплом Днепропетровского металлургического вуза, когда началась война. Воевал с немцами все 4 года, дошёл до Кенигсберга, даже отправляли ненадолго на Дальний Восток воевать с японцами. Парень он был стеснительный, но храбрый, награждён тремя орденами Красной Звезды – очень редкий случай. Был контужен, в Ворошиловграде его после артобстрела полностью засыпало землёй, спас его от неминуемой гибели товарищ.
Ему предлагали после войны военную карьеру, но он был самостоятельным человеком, сам себе хозяин – отказался. Так как он изначально хотел быть металлургом, то после практики в Электростали ему дали на выбор три направления на металлургические производства – либо в Иркутск, либо в Читу, либо в Кулебаки. Но сначала он за мной приехал. Сыграли свадьбу, как положено. Пока гуляли, выяснилось, что родной дядя моего Сергея женат на кулебачанке. Тот и присоветовал ехать в Кулебаки, мол, там картошка дешёвая – послевоенные годы были голодными.
Прасковья Константиновна Сергиенко, 2015 г.
КУЛЕБАКСКАЯ СТАЛЬ
Я когда приехала сюда, как увидела эти деревянные, чёрные хаты, признаться, сначала заявила мужу – я здесь жить не буду. У нас в селе каждый амбар белый, чистенький стоит, сады какие. Поселили сначала в доме приезжих – было рядом с заводоуправлением раньше такое двухэтажное здание, левее современного здания ГАИ. С нами там жило много молодых специалистов со всех концов страны. Затем нам дали комнату в стахановском доме. Первым делом я все стены в квартире побелила. Устроилась работать почтальонкой.
Сергей мой говорил – детство у него выдалось тяжёлое, юность – военная, а вот зрелость и старость – хорошие. Он не курил, не пил. Работал сначала в «чугунке», затем перевёлся в мартеновский цех – сначала мастером, потом технологом, потом начальником смены, потом заместителем начальника цеха. Проработал там 30 лет. Но фронтовая контузия всё-таки сказалась. Он стал болеть, пришлось уйти на пенсию сразу по достижению пенсионного возраста.
Кстати, его настоящая фамилия – Сергиенков. На «ов» оканчивалась. Хохлом его заделали в Днепропетровске, когда оформляли паспорт. При этом не написали день его рождения, из-за чего ему – контуженному ветерану войны - полгода не платили пенсию. Есть кипа наградных документов, где день рождения указан, но нашим непробиваемым чиновникам это был не резон. Высмеивали, высмеивали таких любителей инструкций в советских комедиях, но видимо живуча порода.
РОДНЫЕ ЛЮДИ
54 года прожили мы с Сергеем Михайловичем душа в душу. Двоих детей подняли – Таню и Галю. 5 апреля мне исполнилось 88 лет, 20 августа будет 15 лет, как муж ушёл из жизни. Кулебаки стали своими, как-никак здесь прожила 68 лет. На Белогородчине из родных уже никого не осталось.
И всё же сказать, что осталась совсем одна – не могу. У меня двое внуков, одна внучка и двое правнуков. После войны мы с мужем ездили по местам его боевой славы, на встречи с его боевыми товарищами, например, в Восточную Пруссию. По душевности эти мероприятия напоминали встречи родственников. Уже после смерти мужа, в 2004 году, на его имя прислали орден Отечественной войны IIстепени. Эта награда искала его 60 лет и всё-таки нашла, что говорит о том, что некие люди до конца не успокоились, пока не довели дело высшей справедливости до конца. Они мне тоже родные.
Записал С. Колобаев, фото Ю. Клементьева и из домашнего альбома П.К. Сергиенко, 2015