Дорогами гения
В Кулебакском районе каждый человек, который интересовался краеведческими вопросами, знает, что Александр Сергеевич по пути в Болдино проезжал через Кулебаки, и делал он это неоднократно.
Каких-то обстоятельных подробностей на данный счет нет, но, когда задумываешься об этом, невольно включается воображение - и вот вместо широкого асфальтированного хайвэя с колоннами современных авто пред мысленным взором встает лесная двуколейка с пушкинским экипажем. Поражался ли Пушкин красотам муромских лесов, мощным торсам вековых сосен с кряжистыми верхушками, неспешным водам овражьих речушек и рубленым избам местных деревень?
Известны письма Александра Сергеевича Наталье Гончаровой, написанные им в Болдино, где он был вынужден задержаться в 1830 году по причине вспышки холеры в европейской части России.
«В Болдине, всё еще в Болдине! Узнав, что вы не уехали из Москвы, я нанял почтовых лошадей и отправился в путь. Выехав на большую дорогу, я увидел, что вы правы: 14 карантинов являются только аванпостами - а настоящих карантинов всего три. Я храбро явился в первый (в Сиваслейке Владимирской губ.); смотритель требует подорожную и заявляет, что меня задержат лишь на 6 дней. Потом заглядывает в подорожную. (.....) Вот каким образом проездил я 400 верст, не двинувшись из своей берлоги.
Это еще не все: вернувшись сюда, я надеялся, по крайней мере, найти письмо от вас. Но надо же было пьянице-почтмейстеру в Муроме перепутать пакеты, и вот Арзамас получает почту Казани, Нижний - Лукоянова, а ваше письмо (если только есть письмо) гуляет теперь не знаю где и придет ко мне, когда Богу будет угодно».
Это письмо было написано в ноябре, а в начале декабря Пушкин сообщает Гончаровой следующее:
«Нижний больше не оцеплен - во Владимире карантины были сняты накануне моего отъезда. Это не помешало тому, что меня задержали в Сиваслейке, так как губернатор не позаботился дать знать смотрителю о снятии карантина. Если бы вы могли себе представить хотя бы четвертую часть беспорядков, которые произвели эти карантины, вы не могли бы понять, как можно через них прорваться».
И все же, несмотря на все карантинные пертурбации, связанные с холерой и невозможностью встретиться с любимым человеком, я думаю, в другие свои поездки Александр Сергеевич не мог быть равнодушным, а уж тем более раздраженным по поводу природных щедрот кулебакской земли. Хорошо известно, как великий поэт умел оценить «простую» провинциальную жизнь и ее не менее простых, участников.
Великие люди, наверное, потому и великие, что, где бы они ни были, в пылу какой бы житейской суеты они ни проносились мимо, они умудряются зарядить дороги, пройденные ими духовным положительным потенциалом. Иначе как объяснить то, что, рассуждая о великом русском поэте Пушкине, мне захотелось вдруг сочинить стих, что в сознательный период жизни (за исключением далекого детства) никогда не делал:
На зорьке русской в древнем доме, стоящем лесу супротив,
Мальчонка лет пяти, не боле, под отблеск солнца угодив,
Смотрел сквозь чистое стекло на небо - его глаза полны восторга были
И вместе с тем благоговенья.
Румянец детского волненья и губы, что уже забыли печати сна прикосновенье,
Слились в едином с ним сияньи. Торжественное угасанье
Угадывалось звезд, чей грустный бледный свет на водной глади отражался.
Над лесом алый свод лазурью сочной наполнялся и легких облаков узором.
И открывался взору неведомый ни до ни после душе мятущейся покой:
Как в чреве матери родной, не зная темени позора. Как будто Бог своей рукой
Пощекотал тебя за ушком, расправил волосы твои, растрепанные от подушки.
Все это молча, ни одной словесной фразы не звучало. Не нужно было. Но ты знал:
Прекрасное Начало положено. Финал немыслим.
Сергей Колобаев, 2010 г.
