Революция

Кулебаки на пороге грядущего века. Часть 1


С момента выхода в 1848 году «Манифеста коммунистической партии» тираж этого «бестселлера» превысил библейский, был переведён на все европейские языки и был распространён где только можно и особенно там, где нельзя.

 ВОЛЬНИЦА

В 1833 году Кулебаки купил Коллежский Асессор Николай Гаврилович Фёдоров. При вступлении во владение он нашёл крестьян «в незавидном положении», на них «лежало имя грабителей и воров, так что проезжающие молились о благополучном проезде села Кулебаки».
Н.Г. Фёдоров постоянно жил в Сретенской части Москвы в доме священника Страстного монастыря Воронцова. Он совсем не выезжал в село «из опасения подвергнуться большим неприятностям и несчастию» со стороны крестьян. От имени помещика управлять Кулебаками стал московский мещанин Николай Александрович Ганбеев. Предводитель дворянства уездный судья Садовский, отвечая на запрос нижегородского военного губернатора, так описал деятельность управляющего: «Пользуясь совершенным доверием владельца, не заботясь о благе крестьян, употребляет все зависящие от него средства к извлечению только существенной выгоды для себя и к убеждению владельца в непогрешимости исполнения своих обязанностей».

Крестьяне дважды пытались подать прошение губернатору, но не были допущены к нему. Поэтому послали в 1852 году трёх ходоков к царю. Как пишет И.А. Чижова: «Просьбы их не удовлетворили, но было «приступлено к полицейскому исправлению». В результате было убито двадцать и заключено в тюрьму двадцать три человека... Кроме того, в село был командирован отряд казаков для наведения порядка. Крестьян притеснили настолько, что они были вынуждены опять обратиться с прошением к губернатору: «Не бунтовщики мы против воли владельца, не свободы мы уже ищем пред лицом вашего сиятельства, но только просим одного: хотя бы малое облегчение». Крепостные дали подписку о том, что, придя в чувство и раскаяние, они будут у г. Фёдорова в полном послушании, все его законные требования и работы исполнять. Однако покорность эта носила выжидательный характер, который «ни в коем случае долго продолжаться не сможет». Не случайно в прошении губернатору князю Урусову кулебачане писали: «Если вы нас оставите без защиты вашей, то единодушно согласны будем в последний раз предстать пред лицом царя земли русской»…

Ознакомившись с такими историческими скрижалями, как не пожалеть бедных кулебакских крестьян и не воспылать праведным гневом по отношению к мироеду-помещику. Между тем, стоит вчитаться в крестьянскую петицию губернатору ещё раз: «…не свободы мы уже ищем пред лицом вашего сиятельства…» То есть, мужики вовсе не справедливого управления требовали, а свободы. Как продолжает сама же Ирина Алексеевна: «Несмотря на неорганизованный характер выступления, у крестьян в 1852 году была программа. Её сформулировал С.В. Лазаревский на основании проведённого дознания участников выступления. Во-первых, крестьяне хотели заменить государственное управление на крестьянское. Во-вторых, денежный капитал, по их мнению, должен быть разделён поровну между бедными и богатыми крестьянами. В-третьих, земля должна принадлежать крестьянам, а не помещикам, и подушные, земские и рекрутские повинности должны быть отменены».

Можно многое отдать за то, чтобы увидеть выражение лица российского императора, которому три ходока из Нижегородской деревни при встрече заявляют: «Мы это… выходим из состава России, значит… Пришли предупредить». Тут самое время вспомнить лихое имя кулебакских крестьян, которое они заслужили – имя грабителей и воров, что полностью вяжется с анархическими настроениями того исторического периода.

imp2

Кулебаки «забродили», впрочем, как и вся Россия, после прихода к нам из Европы широкомасштабной марксистской пропаганды. С момента выхода в 1848 году «Манифеста коммунистической партии» тираж этого «бестселлера» превысил библейский, был переведён на все европейские языки и был распространён где только можно и особенно там, где нельзя.
«Ныне, начиная от Владимира, во Владимирской, Нижегородской, Костромской, частью Казанской и Вятской губерниях повсеместно господствует идея о свободе, - писал в докладной записке Министру внутренних дел С.В. Лазаревский, член правительственной комиссии, которую по пустякам не организовывают. – Две причины беспорядков в селе Кулебаки Ардатовского уезда: во-первых, слухи, что крепостное право отменено и крестьяне должны быть отпущены на волю со всею землёю; во-вторых, понятие народа о свободе (в том числе страсть, лень, нерадение, пьянство, буйство и своеволие крестьян)».

В жалобе самого помещика Николая Гавриловича Фёдорова на беспорядки в его имении сообщалось, что все меры к улучшению положения крестьян он применял, но «когда вследствие забот и попечения помещика» их положение улучшилось, то вместо благодарности они затеяли бунт.

Марксизм пришёл к нам с Запада, а «ослиные уши» западной пропаганды – двойные стандарты всегда и везде. Причём очень часто применяется так называемый «проекционный» метод, это когда наёмный террорист, бросивший в городового бомбу, объявляется жертвой жандармского произвола, а взорванный им жандарм, простой служитель правоохранительных органов, отец четверых детей – кровавым палачом. В русском фольклоре такая ситуация отражена как «битый небитого везёт». Работать за миску супа при царе – значит быть рабом самодержавия, а если при «вожде пролетариата» – строителем коммунизма. Царская цензура – верх деспотизма; большевистская цензура – борьба с контрреволюцией. Подростковый труд при царе – эксплуатация детей; работа 14-летних на лесопильном заводе по мобилизации Комитета труда – замечательное дело. Ходоки у царя – признак неблагополучия; ходоки у Ленина – пришли за тысячу вёрст благодарить за продразвёрстку, не иначе. Нужные акценты всегда расставляет пропаганда. Если человек искренне верит, что большие начальники в Смольном делят по вечерам один кусочек сахара на всех, а не живут в самых роскошных гостиничных апартаментах и со снабжением икрой и балыком у них всё в порядке, тогда он будет доволен миской супа в день за каторжный труд, хотя ещё вчера при «деспоте-царе» один кормил неработающую жену и целую ораву ребятишек.

Но винить одних лишь крестьян в марксистском атеистическом блуде было бы верхом наивности. «Это ирония судьбы, — писал Маркс, — что русские, против которых я непрерывно, в продолжении 25 лет боролся не только по-немецки, но и по-французски, и по-английски, всегда были моими «благожелателями». От 1843 до 1844 г. в Париже тамошние русские аристократы носили меня на руках. Моя работа против Прудона (1847), она же у Дункера (1859), нигде не нашла большего сбыта, чем в России».
Русское дворянство оказалось настолько интеллектуально немощным, что не сумело даже проанализировать кровавые революции в Голландии, Англии и Франции, во время которых их брата-аристократа всегда вырезали, как жертвенных баранов.

«В течение 1857-58 годов ардатовский земский исправник неоднократно вызывал управляющего села Кулебаки Николая Александровича Ганбеева и внушал ему быть благоразумным при управлении крестьянами: не делать потворства, но и не злоупотреблять излишними жестокостями».
Такая позиция «не нашим – не вашим» усугублялась нарастающей активностью движения либералов – людей, искренне полагающих, что все ресурсы родной (или не родной) державы должны идти на её саморазрушение. Активность эта всегда позиционируется как «правозащитная», на самом же деле, беря под защиту зачинщиков беспорядков, они претворяют марксистское стравливание «классов» в жизнь, повышая политический градус и провоцируя безнаказанностью одних к подобному беззаконию других. В 1859 году в Нижегородском губернском правлении слушалось дело о злоупотреблении всё того же управляющего Ганбеева, который – рука не в силах описывать сие зверство – заставил работать на барщине некоего И.Г. Соколова в праздничные дни. Действительно – никакой романтики. Назвал бы мероприятие субботником, а весь урожай призвал бы отдать в фонд какого-нибудь Росгавхрюкукарехима. Не за горами были уже денёчки, когда этих развращённых мужичков собьют в «коммуны», загонят зимой в бараки без окон и дверей и станут навещать их, чтобы объявить: «Смены не будет!»

 imp3
 

Но тогда кулебачане пятый раз «в числе 12 человек явились в Москву с жалобой на помещика», при этом отмечается, что «просьбы их идентичны требованиям, предъявленным в 1852 году». То есть, «ты нам больше не царь, в армию служить мы не пойдём, никаких больше налогов». Интересно, на какую реакцию они рассчитывали? Про какую такую страну им рассказали анонимные подстрекатели, где люди живут вне государственного устройства по своему усмотрению? Есть хорошая поговорка: «То государство, которое не кормит свою армию – будет кормить чужую». Но она применима ещё в одном случае: «Тот народ, который перестанет кормить свою аристократию – станет кормить чужую».
По возвращении кулебакские ходоки вполне логично были отданы в рекруты, но «целое село с семействами и дрекольями явилось на выручку: разбили контору, двери и окна и освободили их».

Это стало возможным потому, что в 1859 году Россией правил уже Александр II, а не Николай I – великий самодержец, абсолютно игнорировавший «европейское общественное мнение», новомодные интеллигентские течения и в самом начале своего правления жёстко поставивший на место масонствующих «декабристов». Послениколаевскую эпоху можно сравнить с горбачёвской – тогда страна тоже утонула в реформах и либерализации. Собственно, именно поэтому крестьяне и ринулись снова в Москву права качать, поскольку анархистская вольница всегда чувствует слабину власти и тут же начинает проверять её на прочность

Бунт в Кулебаках был всё же подавлен, над имением Николая Гавриловича Фёдорова установили полицейский надзор. Крестьяне «стали покорны всем приказаниям и наказания управляющего переносят с терпением, оброк платят, господские работы исполняют и государственные подати уплачивают».
А таких бунтов по всей России было тысячи.

 

Сергей Колобаев, 2017

Вход через соцсети