Кулебаки на пороге грядущего века. Часть 9

"...Мой племянник Михаил Семёнович Паначев служил до голоду в Кулебаках, а потом уехал домой на Урал, и первые его письма были утешительными, но под конец дело обернулось ещё хуже, чем у нас здесь. По его рассказам от голоду там ежедневно подбирали умерших по дорогам; а в Сергах даже и гробов уже не делали, а хоронили в общую яму…"
РАБОТАТЬ ЗА ХЛЕБ
Как говорилось прежде, монарх был повержен, осталось разделаться с оставшимися владельцами российской собственности. Троцкий подарил себе Россию в день своего рождения 7 ноября. Все сказки о том, как перед этим большевики боролись с Временным правительством, и как потом Керенский бежал из страны в женском платье, сегодня действуют на воображение только тех граждан, кто изучал историю в советский период. Министры буквально подготовили «красный октябрь», создав в бывшей империи ситуацию «управляемого хаоса»: попытались ввести большевистскую принудительную продразвёрстку уже в марте, но получили мощный отпор по линии «мелкобуржуазной идеологии»; тем не менее сумели реализовать другой ленинский завет - ввели хлебные карточки, затем «хлебную монополию».
Здесь нельзя пройти мимо ещё одного циничного выверта марксистских историков, погрязших в двойных стандартах. Введение практики отъёма хлеба у крестьян в период правления Временного правительства почему-то названо ими «попыткой царского правительства перейти к принудительной продразвёрстке». То есть, любой провал продолжали по отработанной методе вешать на монарший двор, хотя его уже и в помине не было. Продразверстку устроили вполне себе революционные министры, но дело даже не в этом. Откуда этот обличительный пафос? Разве не принудительной продразвёрсткой большевики займутся сразу по приходу к власти?
Повторимся, хлебная монополия и карточная система были успешно введены Временным правительством, но эти действия «временщиков» удивительным образом перекликались с ленинскими планами, обозначенными Владимиром Ильичём в сентябре-октябре 1917 года в статье: «Удержат ли большевики государственную власть?». А сейчас внимание, цитата из данной статьи, и уважаемый читатель должен как следует вникнуть в суть предложений «вождя мирового пролетариата»:
«Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность является в руках пролетарского государства, в руках полновластных советов самым могучим средством учёта и контроля... Это средство контроля и принуждения к труду посильнее законов конвента и его гильотины. Гильотина только запугивала, только сламывала активное сопротивление, нам этого мало.
Нам этого мало… Нам надо сломать и пассивное, несомненно, ещё более опасное и вредное сопротивление. Нам надо заставить работать в новых организационных государственных рамках. И мы имеем средство для этого... Это средство – хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность. «Кто не работает, тот не должен есть» - вот основное, первейшее и главнейшее правило, которое могут ввести в жизнь и введут Советы рабочих депутатов, когда они станут властью»…
Такое да в уста любого русского монарха! Каким же чудовищем его тогда представили бы в политических плакатах! И чем этот ленинский лозунг «Кто не работает – тот не должен есть», который мы в постсталинский период по наивности всегда воспринимали как образный, не хорош для античных каменоломен, американских плантаций или ворот немецких концлагерей?!!
…Из тюрем выпускается огромное количество уголовников – визитная карточка марксистов. Последующая такая масштабная амнистия в России будет только после убийства И.В. Сталина и в перестройку, когда марксизм в очередной раз поднимет свою голову.
Полиция разогнана и переименована в народную милицию (интересно, сколько таких переименований теоретически способна пережить Россия?). Однако по закону в полицию могли набираться даже лица, имевшие судимости, в результате чего начальниками милиции на местах иногда становились уголовные преступники, только что бежавшие с каторги.
Из воспоминаний князя Николая Живахова:
«Механизм русского государственного аппарата был расшатан ещё задолго до революции 1917 года. Однако порча государственной машины нигде не сказывалась с такою наглядностью, как на верхах… Министры чувствовали себя точно в плену Государственной Думы и прессы и открыто признавались в своем бесправии и бессилии… И вследствие этого уделом власти оставалось только качаться как маятник, входить во всевозможные компромиссы с самыми разнородными влияниями, допускать меньшее зло во избежание большего...»
Это колебательное движение маятника люди чувствовали и даже приводили в качестве аналогии, но они и представить себе не могли насколько масштабен этот процесс. После февраля 1917 года либеральное правительство многообразных кадетов и октябристов объявляет смертную казнь за пропаганду в пользу монархизма. То есть, за убеждения. А ведь это они в Думе истерично кричали о деспотизме царского правительства. Тогда же были закрыты все монархические издания. Члены правых организаций арестовываются, и начинается на этот раз уже реальная мерзкая картина издевательств над ни в чём не повинными людьми. Вспоминаем формулу: марксист без власти - либерал; марксист при власти - большевик-диктатор.
Революционеры не тратили много времени на следствие и суд. Они просто убивали и убивали. Хотя ещё совсем недавно, при царе, резвясь по европам, где им хотелось, на своих съездах они кричали о гуманности, об отмене смертных казней. После октября 1917 они уже не ломали комедии с гуманизмом. Либеральный гуманизм сделал своё дело. Он разрушил державу и подарил власть завоевателям, условно именуемым большевиками.
С 1826 по 1906 год, то есть за 80 лет царского «режима», по решению судов были приговорены к смертной казни 612 человек (всякого уголовного отребья).
А с ноября 1917 по февраль 1919 года (за 1,5 года) лишь на территории 23-х губерний, по далеко не полным сведениям, по приговору ВЧК было расстреляно 5167 человек (лучших и просто думающих представителей русского отечества).
Из знаменитой книги Джона Рида, «Десять дней, которые потрясли мир»:
«...Как известно, одним из наиболее громких и горячо принятых к сердцу лозунгов нашей самобытной революции явился лозунг «Грабь награбленное!» Грабят — изумительно, артистически; нет сомнения, что об этом процессе самоограбления Руси история будет рассказывать с величайшим пафосом. Грабят и продают церкви, военные музеи, — продают пушки и винтовки, разворовывают интендантские запасы, — грабят дворцы бывших великих князей, расхищают всё, что можно расхитить, продается всё, что можно продать...»
Уже в том же 1917 году проявилась и «генеральная линия партии и правительства»: борьба со всем русским – в религии, культуре, в истории, науке – ибо «пролетариат» не должен иметь национальной окраски - и милитаризация экономики с целью распространения революционного пожара на Европу, где во всю уже орудовали Клара Цеткин, Роза Люксембург и Карл Либкнехт. Нужно было пробиться к «передовым нациям» на русских танках под гром русской артиллерии.
Не мудрено, что в конце 1917 года Кулебаки не могли похвалиться производственными успехами, зато «…был создан отряд Красной гвардии, затем он был реорганизован в отряд Красной Армии. Начальником его стал рабочий сортопрокатного цеха Иван Васильевич Бухвалов. Красногвардейцы спешно обучались военному делу».
На современной Украине такой контингент сегодня называют не иначе как «пушечным мясом».
Что же касается металлургического завода, то в 1918 году старые рабочие предложили его закрыть, или, как интерпретировали данное решение поздние краеведы - «попытались нанести ещё один удар молодой республике». Видимо профессиональные старые кадры тогда в упор не видели никакую «молодую республику», а видели остановившиеся заводские цеха, после того как из них на тачках вывезли всех «буржуев-кровопийцев», то есть всех специалистов и инженеров.
Читаем далее "Приокские зарницы":
«Нет нужды говорить о вредительском характере этого плана. Страна нуждается в колоссальных поставках металла и вдруг — закрыть завод, который не понес разрушений, выпавших на долю предприятий Юга, Украины, Урала».
И кто же их все разрушил? Это действительно было бы смешно, если бы не было так грустно. Мы киваем на Запад и ёрничаем по поводу их политкорректности, так у нас она давно выработана у самих - причём теми же авторами. Мы не говорим "торговцы повысили цену на масло", мы говорим "масло подорожало" (и торговцы вроде не причем). Мы не говорим "такие-то политики ученили государственный переворот", мы говорим "в стране грянула революция" (и политики-организаторы вроде не причем). И мы не говорим "бунтавщики разрушили экономику", мы говорим "в страну пришла разруха" (и никто вообще не причем). Сегодня в таком же ключе нам рассказывают про то, как "пришёл кризис"...
– Что такое эта ваша разруха? – справедливо недоумевает булгаковский профессор Преображенский. - Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стёкла, потушила все лампы? Да её вовсе и не существует. Что вы подразумеваете под этим словом?.. Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать каждый вечер, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза, и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной начнётся разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах. Значит, когда эти баритоны кричат «бей разруху!» – я смеюсь…
«10 января 1918 года объединенный пленум правления профсоюза металлистов и Совета постановил ходатайствовать перед правительством о национализации завода. И в июне завод был национализирован. А в декабре его работой начало руководить только что созданное коллегиальное заводоуправление».
Далее идёт текст, анализировать который должны, прямо скажем, психиатры: «В те тяжёлые для предприятия дни, когда не хватало сырья мартенам, когда металлурги голодали, из Москвы в Кулебаки пришла радостная весть: правительство выделило заводу субсидию в 20 миллионов рублей и некоторое количество сырья».
Психиатрия должна как-то объяснить, почему люди, ещё вчера жившие каждый в своём, но достатке, и мечтавшие через революцию зажить ещё лучше, после того как заполучили в качестве итогов своей «революционной деятельности» голод, нищету и разруху – не сделали выводов, а буквально стали боготворить своё бедственное положение! Вы ознакомьтесь со всеми этими мемуарами ветеранов коммунистического движения. Буквально каждый гордится тем, что жрать было нечего, одеть было нечего, школу дети пропускали, потому что зимой им выйти не в чем было. Так и хочется под каждой строчкой подобных откровений подписать "Это называется - за что боролись, на то и напоролись".
Но ведь совсем недавно преспокойно работали, кооператив снабжал продуктами, смотрели спектакли и «электро-театр» в Народном доме, устраивали детские ёлки; сырья для производства было навалом, государство размещало дорогие заказы, держава без пяти минут выигрывала Первую мировую (и ведь никто не заставлял работать по законам военного времени по 14 часов в сутки за корку хлеба), после чего перед Россией открывались невероятные до селе перспективы, в том числе экономические…
Начинаешь понимать, почему некоторых критиков только что зарождавшегося романтизма тоже убивали – они могли помешать нацепить на миллионы людей эти розовые очки, преломляющие действительность как кому-то захочется. Ведь население терпело лишения и невиданный для монархической России голод в то самое время, когда в Германию шли составы с 98 тоннами российского золота; когда более 200 тонн золота было вывезено в Швецию и Англию под видом закупки паровозов (которые мы великолепно производили сами); когда 5 млн. золотых рублей было выделено «младотуркам», натравленным вместе с Россией на Европу; когда в США пароходами вывозились музейные реликвии…
В своих дневниках «Окаянные дни» Иван Бунин писал в ту пору:
«Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой...» Как любил рычать это Горький! А и сон-то весь только в том, чтобы проломить голову фабриканту, вывернуть его карманы и стать стервой ещё худшей, чем этот фабрикант».
Если проанализировать все так называемые революционные бучи, хоть в Европе, хоть в России, создаётся впечатление, что люди в своей массе даже при замечательном достатке несчастны от мысли, что у кого-то этот достаток ещё больше; и людей вполне устраивает дерьмовое существование с подножным кормом, но лишь бы так жили абсолютно все вокруг.
Как вы думаете - что это за собрание почтенных джентльменов? Международный слёт биржевых маклеров? Съезд европейских дворянских фамилий? Нет, это забастовка германских горняков в 1905 году.
Кулебакские революционеры в 1918 году донашивают царские щегольские наряды. После 1920-х их респектабельный лоск спадет. Что касается населения, то оно залезет обратно в лапти и в некоторых деревнях проходит в них до 1970-х
Из акта комиссии главнокомандующего войсками юга России расследования злодеяний большевиков, Елизаветинск, 1918 год:
«…За несколько минут до прихода большевиков в двухклассное училище туда прибежал больной мальчик, назвавшийся кадетом 3-го класса Новочеркасского кадетского корпуса и просил жену заведующего училищем спрятать его, но та не успела этого сделать, и мальчик остался на дворе среди детей казаков. По приходе большевиков кто-то из иногородних сказал им, что среди детей казаков находится кадет. Тогда один большевистский солдат подошёл к этому мальчику и спросил, кадет ли он. Мальчик ответил утвердительно, после чего солдат этот тут же, на глазах у всех присутствовавших, заколол мальчика штыком…»
Из мемуаров Андрея Ивановича Паначева:
«Немного постараюсь написать о первых годах революции. У меня очень осталось в памяти первое проявление рабочего человека, что он теперь стал хозяином завода – первым делом взялись за Директора, глубокоуважаемого Петра Михайловича Вавилова. Собралась громадная толпа у Конторы, вызвали его и закричали, что он им не нужен, что он «кровопивец», арестовали его и повели из завода. Вслед ему кто только чего не кричал, даже были угрозы для жизни, предлагали бросить в печь. Это за всё его добро, что он сделал для кулебакских рабочих в продолжении своей службы! Многие, благодаря ему, обзавелись домами; он давал всем денежные беспроцентные авансы.
Дня три продержали Директора под домашним арестом, никого к нему не допускали из служащих, а затем его выслали.
К тому времени у Петра Михайловича отобрали всё – имение в Псковской губернии, все банковские сбережения пропали – но только не смогли отобрать у него его ум и знания. В скором времени его пригласили на Урал управлять двумя заводами, служил там в очень бурное время и уехал с Колчаком дальше в Сибирь. Но вернулся, стал техническим директором Выксунского завода, через три года был перенаправлен на Надеждинский завод на Урале и в дороге умер. Мир твоему праху, дорогой Пётр Михайлович. Никто больше тебя не побеспокоит, великого труженика и гуманиста.
…Жилось всем плохо. Царские деньги «аннулировали», а новые советские всё падали по курсу, да их и не принимали за границею. Счёт пошёл сначала на тысячи, затем на «мильоны», а потом и вовсе на «мильярды». Пуд муки стоил несколько миллионов рублей.
Муку и все жизненные припасы выдавали по карточкам, в очередях стояли по нескольку часов, белой муки вовсе не было. Если кто ездил куда-либо за мукою и картошкою, то везли на обмен домашние вещи. Мало этого, провиант ещё нужно было довезти до дома – отбирали.
Я ездил за продовольствием аж в Пензенскую губернию, так на одной из станций нас, пассажиров 30-40 человек, задержали, арестовали, заперли в арестантский вагон, где мы просидели часа три, а затем отправили нас на работы, кого куда. Я, по счастию, попал на лёгкую – мебель переносить (!!!), а в обратный путь попал на земляные работы (вот она – свобода! – прим. С.К.) Как только не издевались над народом.
Но история не кончилась. Я всё же в обмен на домашние вещи приобрёл 5 пудов ржи, пшена, которые у меня благополучно отобрали как только мы выехали из деревни, где состоялся обмен. На оставшиеся деньги купил каравай хлеба – вот с ним и поехал домой, потратив на поездку две недели. Хлеб тогда был очень дорог.
Мой племянник Михаил Семёнович Паначев служил до голоду в Кулебаках, а потом уехал домой на Урал, и первые его письма были утешительными, но под конец дело обернулось ещё хуже, чем у нас здесь. По его рассказам от голоду там ежедневно подбирали умерших по дорогам; а в Сергах даже и гробов уже не делали, а хоронили в общую яму…»
Как говорится – вот вам «Что такое свобода?» и вот вам «Царизм и голод».
«Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей, и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешенной и беспощадной энергией и не останавливаясь под давлением какого угодно сопротивления» - Ленин, из письма членам Политбюро, март 1922 года.
Но было бы неверным утверждать, что все кулебачане, одев на себя очки красные, так и продолжали с ними жить, борясь с «мировой контрреволюцией», то есть, борясь сами с собой. В том же 1918 году в Кулебаках, Муроме, Выксе и Ардатове многие прозрели, особенно после чудовищного убийства всей царской семьи в Екатеринбурге. Не все, вопреки большевистской пропаганде, аплодировали и подписанию унизительнейшего Брестского мира 23 февраля 1918 года (снова натыкаемся на эту дату, которая подтверждает формулу: большевики – это те же либералы, иначе зачем им под видом дня Красной армии, ленинский декрет о создании которой датируется 15 января, закреплять в календаре праздников именно «либеральные» достижения – февральскую революцию и сдачу России в войне, которую она, по сути, выиграла).
Похороны убитых кулебакских революционеров Бутова, Есина, Шипова. Процессия у здания партийного комитета и штаба Красной гвардии. 27 мая 1918г.
Вспыхнули «кулацко-эсеровские», то есть, на самом деле - народные восстания, которые уже ждали: «Французская гильотина только запугивала, только сламывала активное сопротивление, нам этого мало….» Широко раскинувшаяся к тому времени сеть ЧК приступила к самому настоящему геноциду русского населения. Оставшиеся в живых носили уже очки революционного романтизма не снимая.
«Блок слышит Россию и революцию как ветер...» О, словоблуды! Реки крови, море слёз, а им всё нипочём» - Иван Бунин.
«Трудового успеха кулебакским металлистам пожелал в 1920 году сам Владимир Ульянов: «Ежедневный выпуск вами бронелиста позволит Сормовскому заводу строить для Красной армии танки…»
Цель – традиционная Европа. Для её развала подключались теперь все российские ресурсы. Недаром Троцкий Россию называл хворостом для разжигания «мировой революции».
Сергей Колобаев, 2017