Великая Отечественная

Петрушина (Шкретова) Антонина Алексеевна. Военные воспоминания, записанные с её слов


Записал сотрудник телекомпании Russia Today Алексей Петрушин.

 

«В апреле 42-го года принесли повестку явиться в районный военкомат, был набор девушек-добровольцев. Вызвали в военкомат, я, конечно, пришла. Спросили: желаете защищать Родину? — Конечно, как же так! — Ну ждите повестку.

Потом медкомиссию проходили, нас было 250 девушек из Кулебакского района. Поехали все комсомольцы. Принесли мне повестку, стали собираться. 14 июля приехали в райвоенкомат, нас провожали с оркестром, первый набор девушек. Повезли в Навашино. Из Навашино в Муром. В Муроме нас поместили в теплушки. Куда везли, мы не знали. Поехали все в своей одежде, форму не выдавали. Предупредили — возьмите с собой одеяла, пледы. Весна была, холодно. Куда везут, по-прежнему неизвестно. Потом останавливается наш состав, говорят — выходите. Мы — куда привезли? Говорят — в Горький, Московский вокзал. Мы вышли. За нами приехал командир части. Говорит — кто может идти, пойдёте строем, а вещи положите в грузовую машину. И вот мы с Канавино до Автозавода шли пешком.

Мы вошли, смотрим — со всех сторон нары, покрытые брезентом. Нам старшина сказал: «Вы будете месяц заниматься изучением уставов строевой, внутренней службы, а сейчас размещайтесь». И сразу стали назначать и дневальных, и дежурного, но с нами были женщины старше, которые были комсоргами в Кулебаках. В 06:00 подъём, завтрак и начинаются занятия, занятия внутренней службы проводят с нами старшина, офицеры. Вот тут нам только и сказали что это — аэростатная часть, аэростаты будут стоять на охране объектов. Потом началась строевая подготовка, весна, сыро, а мы приехали кто в чём, кто в туфельках на высоком каблуке, и так находились на этой строевой… Приходим все мокрые. Мы на эти нары ложимся. Сушиться было негде, такое учение продолжалось месяц и по порядку ходили дежурными на пост, по казарме и дневальными. Месяц мы были в карантине.

 

01

 

На стрельбищах мы стреляли, и нас учили ползать по-пластунски. Вымазанные, чумазые приходили, а потом, когда прошли курс молодого бойца, стали распределять по точкам. Одна точка на Автозаводе, вокруг Сормово, Канавино, точка в Дзержинске, и там по деревням вокруг точки были и там по 7 человек девчонок было. Потому что до нас были мужчины, а мы их заменили, их отправили ближе к фронту, а мы остались на этой линии прифронтовой, потому что у Москвы ещё продолжались бои. Всех распределили, а нас семь человек осталось. Нас взяли в штаб, в хозвзвод. Я ходила рабочей на кухню, стояла на постах. Охраняли мы склады: склад с боеприпасами, оружием, горючим, гараж. И мы по графику ходили, потом на кухню через день ходила. Как-то меня вызвал командир, предложил идти писарем. — Нет, я не пойду, я не умею на счётах считать, да это и не для меня. — Я сам научу. И меня поставили телефонисткой, дежурила я. Это было в 42-м.

В конце 42-го мы дежурили на коммутаторе телефонистками. У нас ещё было метео, ведь перед тем, как поднять аэростаты, нужно узнать погоду. На метео работали две девушки, а одна не хотела очень. С ними начальник занимался, а она не хотела. И начальник предложил мне. В общем, мы с ней поменялись: она стала телефонисткой, а я пошла на метео. Начальник с нами занимался, учил.

В январе 43-го в Москве организовали курсы метеонаблюдателей. И нас обеих — Лиду и меня — командировали туда, в Чернышевские казармы, в учебные корпуса. Там обучались связисты и радисты, готовили на фронт. Обучались девушки из прифронтовых городов: Архангельск, Саратов, Ярославль, Куйбышев, Баку. Нас было 12 девушек, занимались метеоподготовкой. С нами занимались профессора, потом перевели в другое здание, везде передвигались строем, было очень тяжело. С питанием были проблемы. В столовой кормили — давали половничек щей из крапивы и по ложке гречки. Исхудали.

Курсы продолжались до февраля. К концу курсов нас отправили на практику, на аэростатную точку в Сокольниках. Когда отправили обратно, была ночь, транспорт не ходил и пришлось идти строем, пешком. Пришли к утру, еле-еле, только хотели лечь спать — воздушная тревога! Старшина: «Все быстро в бомбоубежище». Мы: «Старшина, мы так устали, у нас уже ноги не идут до бомбоубежища!» И мы не пошли, улеглись на брезентовые биваки, нары. Отбой воздушной тревоги, а нам подъём. И нас старшина вывел во двор казармы и как начал строевой гонять. Утром из казармы выбегают парни умываться, а девчат строевой гоняют.

— Старшина, пожалуйста уведите нас, неудобно.

— Нет, будете подчиняться.

И вот так нас гоняли. Курсы закончились, вернулись мы в часть в марте 43-го. Прошёл апрель, май, а в июне началась бомбёжка. Но ещё до июня, когда мы стояли на вечерней поверке, смотрим — гроза, а аэростаты поднимаются. А их нельзя в грозу поднимать. Проверка закончилась, мы идём к старшине:

— Товарищ старший лейтенант, зачем аэростаты подняли, ведь гроза.

А он:

— Да нестрашно, она фронтальная.

И семь аэростатов сгорели. Начальника отправили в штрафбат, он там погиб, а нам дали нового начальника. Мы наблюдали погоду, на высоте определяли ветер, температуру. И одновременно ходили в наряды и дневальными, и разводящими, и часовыми.

Бомбёжка началась неожиданно. Никто и не ждал. У нас на Автозаводе даже сняли одну зенитную точку, как будто бы отогнали немцев от Москвы, а тут… В 11 часов объявили воздушную тревогу, я как раз дежурной была на метео. У нас командный пункт был в землянке, а жили мы в бараке, койки у нас были двухэтажные. Как тревогу объявили, так мы сразу стали передавать на точки: какая погода, обстановка, можно ли поднимать аэростаты. А первый налёт был на Автозавод, колёсный цех и наш барак. Смотрим — горит наш барак. Я побежала спасать фотокарточки в чемодане и я как туда вбежала, вытащила свой чемоданчик, только я выскочила — и балка обрушилась. А дежурный из землянки кричит: «Шкретова, вернись!» Всё кругом горело и ничего не видно… Когда бомбы падали, вся землянка содрогалась, земля осыпается. Прекратилась бомбёжка только утром. Вокруг нас всё было разбито, старшина нас позвал откапывать землянку, рядом была землянка с гражданскими и её завалило, там погибли люди, страх… Приходит ночь, нам спать негде. Спали в кузове машины, втроём. Одну шинель постелим, вторую под голову, третьей укроемся. Так и спали некоторое время.

Бомбёжки продолжались каждый день, две недели. Газ для аэростатов брали в Дзержинске. И нас отправляли за ним. Был случай — однажды я должна была стоять дневальной на проходной. Меня подзывает старшина и говорит: «Шкретова, тебя подменят, а ты поедешь за газом». Туда отвезли на машине, а оттуда пешком 40 км. Долго шли, не доходя, видим — бомбёжка. Водород переносили в газгольдерах, для заправки аэростатов. Он обтянут резинкой и по шесть человек ведут его. Рядом была батарея зенитчиков. Осколки летят. В то время уже почти ни на что не реагировали. Нервы были на пределе. Думаешь — кто-то до тебя дотронется и ты весь разлетишься. И в эту ночь, когда тот мужчина стоял на посту вместо меня, туда попал снаряд прямым попаданием и его убило осколками.

У нас был 8-й отдельный дивизион аэростатов заграждения. Когда закончились курсы, дали документ — техник-радиозондист. И все документы сгорели в штабе во время бомбёжки и так ничего и не осталось. Усилили охрану Горького, дали команду создать ещё один отряд аэростатов заграждения, 28-й. Организовали отряд в Сормово, набрали девчонок. Нашего командира отправили туда и нас командир забрал с собой меня, подругу и двух телефонисток в новую часть. В Сормово также дежурили на метеостанции, запускали шар-пилоты, ходили в наряды. Один раз, когда я была разводящей, был дождик и грязь, и я потерялась, но потом нашла, где менять часового.

44–й год. Продолжалась служба. Стало спокойней. Помню, Смоленск каждый день переходил из рук в руки. Аэростат поднимает машина, и было организовано обучение шоферов. И мне приходилось ходить и преподавать и с ними заниматься».

 

Источник:

https://russian.rt.com/article/301617-bessmertnyi-polk-v-istoriyah-rt

 

Материал подготовил А.Маскаев, 2018 г. Краеведческий клуб. Кулебаки

Вход через соцсети