А.Е. Быков: Что если б вдруг заговорила тишина... Часть III

...Вглядевшись в полумрак, я сначала увидел двух тощих старух, потом мальчика лет четырёх, а затем ещё одного, рахитного, сидящего на лохмотьях. Все молчали. Они явно на разговоры не имели сил, а я онемел от увиденного...

       22 мая 1977 года

       Я тогда ещё работал. Идём мы как-то с одним ровесником, машинистом-железнодорожником Володей. Он и говорит мне:

       - Иду домой, как в ад.

       - Что такое? – спросил я.

       - Загрызли тёща, да и жена – спасу нет. Если бы не дочка Леночка, плюнул бы на всё. Обещают квартиру месяца через два дать, но я не доживу, повешусь к чертям.

       - Брось чушь пороть, - успокаиваю я.

       - Не вынесу, честное слово. Жена чуть что – и в обморок. Это тёща её настропалила.

       Я подумал и сказал:

       - Переезжайте на эти два месяца к нам.

       Сказано – сделано. Жена у него оказалась здоровущая, рыхлая, то сияет вся, а то чернее тучи. С ними годков двух от роду белокурая дочка Леночка. Ни моя жена, ни жена друга не работали, то есть всё время сидели дома. Живут с полмесяца – ничего.

       Но как-то собрались вместе за одним столом. О чём они поспорили не помню, только она сырым яйцом грохнула товарища по лбу. Всё лицо у того в желтке, а он сквозь эту жижу не то улыбнуться, не то заплакать хочет. Моя смеётся. Через какое-то время сильно задержался я на работе. Я и раньше вовремя редко приходил, поэтому ничего такого в этом не было. Но тут с моей женой что-то сотворилось, я её совершенно не узнал – набросилась на меня, за волосы себя дёргает и вдруг повалилась на пол и вроде как не дышит.

       Понял я чьё это вразумление и наука. На кухне стояло ведро с половой водой, вот ею я жену в чувство и привёл. Всю лохань ахнул. Та тут же вскочила и спокойно так говорит:

       - Что уж - чистой воды не нашлось, что ль?..

       На другой день по моему хотению квартиранты от нас съехали.

 25 мая 1977 года

       Случай знаю – поехали как-то двое снабженцев-«толкачей» на Украину дабы сбыть то, что их заводу нужно. Толкались они толкались, все дела решили, да вот все командировочные кончились. Вроде бы отметить удачную операцию следует, с «пятью звёздочками», а в кармане – разве что на похлёбку. Тем не менее, в ресторан заглянули, расположились за столиком.

       И только к ним подошёл официант заказ принять, как за соседний столик уселся солидный мужчина в солидных усах. Один из наших толкачей явно с ним пересекался в каких-то общих коридорах, потому что тут же обратился к нему:

       - Ну как?

      - Та ни як… - вяло ответил тот.

       - А вам сколько бы надо?

       Мужчина проявил все признаки заинтересованности, круто повернулся к нашему:

       - А що?

       Далее последовал диалог, в результате которого наш толкач пообещал украинскому коллеге какую-то невероятную цифру деловой древесины. Оформление всех юридических подробностей, естественно, ожидало всех завтра. А сегодня…

       А сегодня усач угощал «благодетелей» всеми фирменными разносолами, в том числе и коньяком с пятью звёздочками. Расстались родными во всех отношениях.

       …Когда наши снабженцы ехали той ночью уже в поезде домой, инициатор «сделки» сообщил приятелю:

       - Пять тысяч кубов деловой древесины… Я ведь ему продал весь лес от Сарова до Тамбова.

       Под стук колёс они уносились к родному предприятию…

       ...Раньше хоронили с попами. Бедного несут или богатого, в жару или холод – попы идут с народом. А нынче я что-то не видел секретарей горкома или райкома, чтобы они присутствовали при похоронах каждого члена партии…

       В первые дни революции мы конечно наломали дров. Некоторые вещи просто не поддаются осмыслению. Например, зачем на костях моих дедов нужно было ставить цистерны с горючим – попросту сказать, осквернять память умерших и обижать живых?! Там и площадь-то 1 гектар… Это нечестно. Ну, скажем, «заселили» всю площадь кладбища – отведи другую, а эту оставь, как святыню, на век. И дело-то вроде не в предложении и неуважении, а просто нужно совесть иметь.

1942 ГОД. ЗА ВСЕХ В ОТВЕТЕ

       9 июня мы – трое отличников-выпускников курсов – выдвинулись к месту расположения полка. В нашем распоряжении было 3 суток, а добраться мы могли за одни. Посоветовавшись, мы решили провести один день в Можайске. Тем более, что мне хотелось навестить один дом.

       Дело в том, что после взятия Можайска мы с неделю стояли на Бородинской улице. Напротив церкви через шоссе на углу стоял каменный белый дом с полуподвальным помещением. Мы расположились наверху, а вниз вела узкая лестница, до которой никому не было дела. Казалось, что внизу никого нет.

       Во дворе дома валялась убитая немецкая лошадь. Был мороз и на неё никто не обращал внимания, только я заметил, что кто-то от мясистых частей отрубает неумело куски. Вспомнил о полуподвале, решил заглянуть. В темноте (окна заделаны фанерой) еле светила сделанная из снарядной гильзы «фронтовая лампа». Вглядевшись в полумрак, я сначала увидел двух тощих старух, потом мальчика лет четырёх, а затем ещё одного, рахитного, сидящего на лохмотьях. Все молчали. Они явно на разговоры не имели сил, а я онемел от увиденного.

       Мы приняли найдёнышей на полное довольствие. Оказалось, что там жили свекровь со снохой, у которой было двое детей. Свекрови – лет 60, снохе – 23 года. Они застряли в Можайске при отступлении от Смоленска и питались подножным кормом. Муж невестки был убит под Смоленском.

       Уезжая, мы оставили им мешок картошки, килограмм тридцать сухарей и концентрат. И вот теперь снова хотелось навестить тот дом, узнать как дела у той семьи, если она там ещё проживает.

       …За прошедшее время они очень изменились. Молодая оказалась очень красивой женщиной, её старший сын Володя порозовел. Свекровь тоже стала разговорчивой, подвижной старушкой. Вот второй сын в марте умер, выходить уже не смогли.

       Узнав, молодка повисла на мне, заливаясь слезами, а свекровь села и, тяжело вздыхая, утирала тряпкой лицо дрожащими руками...

        Составление, литературная обработка Сергей Колобаев